Подпишитесь на обновления альманаха
Цифровой суверенитет страны
ПАРТНЕРСКИЙ АЛЬМАНАХ
О цифровом суверенитете и перспективах развития отечественных разработок в России поговорили с экспертом в области систем связи и генеральным директором ОАО «Супертел» Константином Лукиным.
БЕСЕДА С КОНСТАНТИНОМ ЛУКИНЫМ
СОВМЕСТНЫЙ ПРОЕКТ ЖУРНАЛА «ЭКСПЕРТ СЕВЕРО-ЗАПАД» И «КЛУБА ЛИДЕРОВ» В ПЕТЕРБУРГЕ И ЛЕНОБЛАСТИ
Компания «Супертел» была создана выходцами одного из государственных научно-производственных объединений промышленности средств связи и за 30 лет работы стала одним из ведущих отечественных предприятий в области разработки и производства современных инфокоммуникационных комплексов оборудования.
— Что для вас означает понятие «цифровой суверенитет»?
— Несмотря на то что компания «Супертел» имеет петербургские корни, реализация нашей миссии связана с развитием России в целом. Мы занимаемся магистральными линиями связи, которые соединяют поселения, районы, регионы, города, страны. Это федеральный хребет связи, для которого рамки одного города или региона невозможны. Также в подобной сфере нельзя не думать о рисках цифровой зависимости страны.
Термин «цифровой суверенитет» молодой, но предыстория его формирования заняла последние десятилетия. После введения санкций против России возник целый ряд проблем, поднялись флаги импортозамещения. Государственный сектор всерьез задумался о технологической независимости и о том, что связь по-прежнему можно потерять «по Ленину»: сначала захватили почту, телефон, телеграф, а потом все остальное. Когда люди были вынуждены резко уйти на дистанционное общение, выяснилось, что именно вопросы связи сегодня стратегически важны.
Транспортная сеть связи России к этому моменту была готова, и мы не заметили сильных перепадов. Операторы и крупнейшие сервисы интернет-провайдеров хорошо отработали. Пандемия практически отступила, а риторика на политической арене по отношению к России не только не смягчилась, но и усилилась.
“
Связь по-прежнему можно потерять «по Ленину»: сначала захватили почту, телефон, телеграф, а потом всё остальное.
Одной из предпосылок появления термина «цифровой суверенитет» стала история, связанная с Huawei — одной из крупнейших мировых компаний по производству сетевого оборудования.
Сначала Huawei попросили уйти с рынка Америки, президент Дональд Трамп ввел запретительные меры, потом его поддержали англичане, Европа… После отказа от Huawei Австралии стало понятно, что европейские и американские компании закрывают свои сети связи от китайцев. Дыма без огня не бывает. Несколько лет назад Агентство национальной безопасности (АНБ) заметило, что большая часть трафика из Министерства энергетики США почему-то течет в КНДР. АНБ заподозрило китайского производителя в утечке данных. После этого стало очевидно, что телекоммуникационное оборудование всегда будет заточено под страну, в которой находится производитель. Такое оборудование используется органами государственной власти, населением, службами обеспечения безопасности. Северная Корея и США не исключение.
Был большой скандал, за которым последовал тотальный запрет на поставку Huawei в госорганы. Запретили использовать подобное оборудование и при дальнейшем развитии сетей 5G.
Второй звоночек о необходимости работы в направлении цифрового суверенитета случился значительно позже, в период выборов президента США. Трамп проиграл в том числе потому, что стал объектом беспрецедентного давления не только СМИ, но и всех социальных сетей. Для профессионалов рынка, которые находились внутри контуров связи и отвечали за геополитику и безопасность, это стало серьезным знаком. Трампа безосновательно выгнали из всех соцсетей, что максимально отразило двойные стандарты в развитых «демократических» странах.
Константин Лукин. Фото: «Клуб лидеров» Петербурга и ЛО
Например, что крупные корпорации трансконтинентальны. Они находятся за пределами экстрадиции тех или иных государств, не подчиняются им, проводят собственную политику, которая извне никак не регламентируется и не регулируется. Эти зоны влияния и управления уже не принадлежат одной юрисдикции и фактически существуют между государствами. В такой системе координат корпорации становятся сродни правительствам. А у них совершенно другая структура управления с вертикальной непрозрачной иерархией, советом директоров, коммерческими интересами, со своими правилами, которые не нужно с кем-то согласовывать и соблюдать соглашения мирового сообщества.
Так эти два события, казалось бы никак не связанные и разнесенные во времени, привели к тому, что в 2020 году возникла общемировая тенденция. О ней, собственно, говорил Владимир Путин, выступая с итогами года, когда произносил речь о недопустимости влияния цифровых корпораций на правительство и политику страны.
Транснациональный характер корпораций и количество пользователей в соцсетях позволяет компаниям совершать действия, сопоставимые с действиями правительств малых стран, а масштаб охвата может сравниться с управленческими ресурсами крупных.
— Получается, что в период пандемии резко изменилась модель «работник-предприятие», и одновременно встала проблема сохранения национальных интересов и защиты самобытности политических систем?
— Поменялась не только модель, но и социальные аспекты. Влияние цифровых технологий стало гораздо более значительным. В России ускорился процесс обеспечения цифровой безопасности: внедрение ограничительных законов, появление требований в отношении обязательного применения российского программного обеспечения. Если взять скандально известный закон Яровой, то, несмотря на критику, он отвечает одному из важнейших аспектов цифрового суверенитета — персональные данные жителей РФ должны храниться в цифровой системе страны, а не за ее пределами.
ЧАСТЬ 1
Информация — основной ресурс
Информация о цифровом следе персоны, данные о пользователях, номера кредитных карт и документов, которые собирают и хранят такие сервисы, как Google, Facebook, YouTube, Tik-Tok и другие, — все это размещено не на российских серверах. Данные находятся за пределами России. Обыватель не понимает, что недооценка цифрового следа катастрофична.
Если раньше, в том числе до пандемии, основными ресурсами цивилизации были нефть, газ, ископаемые, то сегодня — информация. Цифровой след человека становится предметом торговли, золотом и той самой «новой нефтью». С его помощью можно сформировать любую модель поведения и внедрить социально поощряемые нормы. Основная опасность — потеря национальной идентичности через цифровой след.
“
Если раньше, в том числе до пандемии, основными ресурсами цивилизации были нефть, газ, ископаемые, то сегодня — информация.
— По сути, речь идет о формировании картины мира для целых групп населения? Для них будет ретранслироваться та или иная информация в зависимости от того, какой цифровой след они успели оставить?
— Технологии, которые можно развернуть через цифру, достаточно серьезны и практически незаметны. Долгая история с очень неприятными последствиями. Беларусь после выборов — это классическая иллюстрация, что может сделать цифра с восприятием той или иной ситуации. Мы поинтересовались у белорусских партнеров, что происходит прямо сейчас, и получили такие ответы: «Вы знаете, нам страшно, потому что когда мы смотрим в телефон, то видим, какой ужас творится на улице, — ощущение, что вся страна митингует. А когда мы выглядываем в окно, то не видим того ужаса, который творится в социальных сетях».
Информационная подделка масштаба событий стала тотальной. Есть прекрасный фильм с Дастином Хоффманом в главной роли — «Хвост виляет собакой», в котором для отвлечения населения была придумана маленькая локальная война в несуществующей стране. Ту же методику сейчас используют политики. В этой связи события в Америке очень иллюстративны.
ЧАСТЬ 2
О цифровой паранойе
— Но мы же здесь говорим с вами не о полной подмене информации, а о гиперболизации явления? Потому что есть те, кто действительно вышел на улицы в Беларуси, есть те, кто отстаивал идеи отказа от правящей власти совершенно искренне, а есть те, кто масштабировал ситуацию в своих интересах.
— Это вопрос акцентов, понимаете? Когда информация доступна всем и носит целевой характер, то правильная расстановка акцентов и подмешивание в реальную канву гиперболизированных фактов создает абсолютно иную картину, отличную от реальной. Во всех локальных мировых конфликтах последнего десятилетия была замешана информационная составляющая.
— Наши данные бесконтрольно уходят за границу, но есть и другая сторона медали, когда информация с персональными данными покупается и продается внутри страны. Наши соотечественники зачастую боятся своих же. Вероятно, для многих это страшнее угрозы, которую несет иностранная соцсеть. Здесь мы больше боимся себя самих, чем Запада.
— Цифровая паранойя как явление возникла давно. С ней невозможно бороться. Но мы с вами должны говорить все же с позиции национальных, государственных интересов, а не одной персоны. Человек смотрит на все с позиции «здесь и сейчас», а государственная политика в области национальной безопасности должна строиться на десятки лет вперед.
Есть философский вопрос, на который до сих пор нет ответа: кому принадлежат данные о человеке? Личности или государству? Или какой-то корпорации? С одной стороны, это валюта, и она должна принадлежать человеку, с другой — за ее хранение отвечают государство и корпорации. Имея информацию о человеке, можно им управлять и его контролировать, а имея информацию о стране в целом — разворачивать в ней любые действия. И здесь снова поле ответственности и цифрового суверенитета возвращается на государственный уровень принятия решений. Особенно сейчас, когда новый виток развития технологий разворачивается настолько быстро, что мы должны успеть себя защитить.
Личные данные — только верхушка айсберга. Когда мы говорим о цифровом суверенитете, место хранения данных — лишь незначительная часть угрозы. Цифровой суверенитет по своей сути — это политика национальной безопасности, направленная на способность создать внутри России независимое от европейских поставщиков оборудования цифровое пространство, обеспеченное собственным производственным потенциалом, в работу которого невозможно вмешаться извне в случае возникновения конфликтных ситуаций. Сформировать комплектацию на основе отечественного оборудования и инженерных схем — превентивная мера на уровне государства.
— В целом ряду локальных военных конфликтов проявилась одна и та же стратегия по отключению систем связи. Получается, в рамках плана противостояния создается ситуация, когда битва идет за дистанционное управление системой и возможность выведения из строя важных объектов?
— Да, яркий пример — военные действия в Ираке. Американская сторона вступила в переговоры с производителем оборудования, и через недокументированный технический вход были отключены все средства связи. Второе, что они сделали, — для всех участников, находящихся на этой территории, кроме себя, сместили сетку координат GPS. Системы наведения, по их мнению, не должны были сработать, а война — закончиться очень быстро. И единственный момент, которые специалисты не учли, там стояли российские противоракетные комплексы, которые к GPS не имеют никакого отношения и работают по совершенно другой логике. Поэтому для них смещение координат было неважно — спасло то, что у нас есть свои системы в военном деле. Но если мы говорим о связи в России, то сегодня 90% российских сетей построены на иностранных вендорах. Условно говоря, в рамках военных действий нас могут отключить американцы, европейцы, китайцы… Если сеть связи построена преимущественно на западных решениях, то в любой момент нам могут начать диктовать условия.
ЧАСТЬ 3
Что может Россия?
— А наш рынок готов делать что-то свое в сфере связи, с учетом того, что все комплектующие — зарубежные?
— Понимаете, в мировой интеграции все комплектующие для всех будут зарубежными, даже для Китая. Потому что в основном их производят малые страны Юго-Восточной Азии. Небольшую часть создает Китай. Некоторые производят сами для себя, но это небольшой процент. Любое сложное телекоммуникационное или высокотехнологичное оборудование состоит из десятков тысяч элементов, и не все они произведены в месте локации компании.
Существуют сложности в создании заводов элементной базы, которые должны работать круглосуточно. При их построении задействуются редкоземельные материалы, высокотоксичный красный фосфор, огромное количество других элементов, которые являются веществами повышенной опасности. Естественно, продвинутые страны не хотят держать такие производства на своей территории. По сути дела, завод FAB опаснее атомной электростанции, поскольку это лишь место создания микроэлектроники, оно не может быть нормировано настолько хорошо, как АЭС. Однако по некоторым показателям экологической безопасности такое производство опаснее, чем мирный атом. Поэтому весь мир договорился — подобные заводы мы расположим в странах третьего мира. При этом все права на конкретные микросхемы в основном принадлежат компаниям западного мира. Разворачивать производство всех деталей у себя не имеет смысла.
“
По сути дела, завод FAB опаснее атомной электростанции, поскольку оно не может быть нормировано настолько хорошо, как АЭС.
Принцип обеспечения цифрового суверенитета предполагает иной подход — мы берем не жесткую, а так называемую мягкую логику. Жесткая — когда вы используете процессорные модули, в которых все понятно, например, пентиум. Мягкая логика или программируемая логическая интегральная схема (ПЛИС) — это применение FPGA матриц. Ты получаешь «камень», в котором с помощью софта можешь самостоятельно сделать настройки. Такая логика дает возможность создать из пустой кремниевой заготовки абсолютно новое устройство с заданными свойствами. Это единственно возможный на сегодня выход, который позволяет разработать независимое оборудование. Все остальные пассивные элементы несущественны. Иными словами, имея только колесо, ты не сможешь управлять всем автомобилем.
В России есть программы создания собственной архитектуры отечественной компонентной базы, но она все равно будет частично произведена на известных фабриках. Самый выгодный для страны путь — работать с игроками в пограничной матрице. Тогда создается собственное оборудование, но вся система легко коннектится с аналогичным комплексом другого производителя.
Наша компания всю жизнь этим занимается, мы создаем независимую технику и считаем, что это абсолютно правильно. В России всего пять-семь крупных игроков, которые работают по аналогичной системе и могут сами что-то производить. У каждого своя специализация. Раньше засилье западной техники было катастрофическим, сейчас ситуация меняется. По этому же пути в свое время шли Huawei, Cisco и другие производители.
Сейчас отечественного оборудования на линии связи порядка десяти процентов. Все остальное — западные вендоры. Поэтому мы говорим о коммерческой составляющей, которой пользуется все население, и об оборудовании, обеспечивающем работу цифровых сервисов, в том числе и правительственных, все это сегодня построено, как правило, на импортных вендорах. Заместить эту технику в одночасье невозможно, но работа с отечественными компаниями позволяет технически обеспечить начало пути.
В сфере связи все очень просто. Есть стандарты, по которым работает весь мир. Вендоры, отечественные и западные, создают что-то свое, но не отходят от единых канонов и готовы взаимодействовать с любым оборудованием. К сожалению, в разработке 5G мы не принимали участие и вынуждены следовать уже выработанным правилам.
Сейчас с МТС обсуждается возможность участия в разработке стандарта 6G. Здесь важно не пропустить момент, чтобы РФ смогла принять активное участие в формировании системы и заложить базовые основы стандарта для создания совершенно другой техники в будущем. По моему ощущению, с 5G мы уже опоздали, но есть шанс интегрироваться в систему 6G. Можно сделать еще один системный шаг к развитию отечественных разработок и созданию цифрового суверенитета.
— Какую роль цифровой суверенитет играет в стратегиях развития Арктики? Или эта тема все же относится к военным технологиям?
— Стратегическая программа освоения Арктики попала в фокус национальных интересов, поскольку это геополитическая история, но она имеет и ярко выраженный экономический потенциал. В Арктике живут примерно 3,5 млн наших соотечественников, а северные регионы производят 12−15% ВВП РФ. При этом обеспеченность связью на Севере крайне низкая. Орбита спутников не такая удачная, чтобы организовать полноценную спутниковую связь. Наземных линий связи по всему региону не существует. Вышки сотовой связи должны соединяться между собой «проводами», чтобы принимать абонентов по радиочастотам и передавать по земле. Учитывая невысокую плотность населения, это заранее убыточный проект.
Несколько лет назад мы разработали программно-аппаратный комплекс для создания подводной магистральной линии связи мирового уровня. Это масштабный, комплексный проект под названием «Северное сияние». Его запуск позволит создать принципиально новую отечественную линию связи, базирующуюся на оборудовании российского производства, которая станет резервной магистральной линией, проложенной под водой.
“
Обеспеченность связью на Севере крайне низкая. Орбита спутников не такая удачная, чтобы организовать полноценную спутниковую связь.
Линии связи проекта «Северное сияние» пройдут по Северному морскому пути, от Мурманска и практически до границы с Китаем. Возможны выходы в другие страны. Наличие такого хребта по Северному морскому пути — его подводной части — позволяет организовать современную адекватную связь по всей Арктике. Это уникальный для работы регион. Благодаря нормальной системе коммуникации там смогут процветать современные профессии. А это означает, что мы можем получить приток населения. Появляется возможность серьезно развивать навигацию, поскольку это самый короткий путь между Европой и Азией, который пролегает вдоль территории РФ и отличается стабильностью и отсутствием военных конфликтов.
Также нельзя не сказать о таком рентабельном и защищенном бизнесе, как хранение цифровых данных. В северных регионах традиционно размещаются дата-центры, поскольку их основные составляющие — энергетика. Здесь она дешевая, есть возможность естественного охлаждения. И это может быть экономически выгодным вложением при наличии собственной линии связи и внедрении высоких технологий.
ЧАСТЬ 4
Уйти в высокие технологии
— Что нужно от государства и от бизнеса, чтобы этот проект реализовать?
— От государства нужно только одно — политическая воля. Сейчас в Арктике есть проекты, которые основаны на иностранном оборудовании. Работа продолжится в любом случае, но реализация проектов без использования отечественных наработок не приблизит нас к цифровому суверенитету, а скорее отбросит назад уже окончательно. В конце концов мы потеряем независимость, потому что при наличии всех линий связи и магистралей, построенных на западном оборудовании, утратим цифровую идентичность РФ.
События последних лет иллюстрируют, что у страны нет таких друзей, которые бы пожертвовали своими коммерческими интересами для развития экономики России. Все крупнейшие страны мира пытаются создать собственную защищенную связь. Например, та же компания Huawei моложе нас, но она стала монстром, потому что 20 лет назад китайское правительство проявило политическую волю и сказало: «Мы идем в высокие технологии». Эта промышленная политика позволила влить деньги дешевых кредитов в развитие ряда китайских высокотехнологичных компаний.
— Для развития нашей отрасли тоже нужны дешевые кредиты?
— Двадцать лет назад были нужны, но сейчас, скорее, необходима поддержка огромных федеральных проектов. Если просто вольем деньги — будем пытаться догнать Китай, но не сможем. Нам нужен быстрый запуск масштабных государственных программ, которые втянут в работу сектор бизнеса. Крупные системные проекты, поддержанные политической волей, дадут возможность проявиться тем участникам рынка (и коммерческим, и государственным), которые имеют ресурсы, наработки, оборудование и технологии для их реализации.
«Супертел» — производитель, но он сможет выполнить в «Северном сиянии» не более 10% всей работы. При этом стоимость всего проекта, по нашей предварительной оценке, примерно 40−45 млрд рублей. И это огромная работа для многих компаний: создание кабеля, проектно-изыскательские работы, прокладка и все остальное. Естественно, мы обладаем технологическим заделом и понимаем, как реализовать проект, можем участвовать активно во всех процессах, консультировать на междисциплинарном уровне. Но мы не оператор, не моряки. Я могу продолжать целый ряд компетенций, которые к нам не относятся.
Арктика. Фото предоставлено ПОРА
— То есть должна быть экспертная группа, которая была бы одновременно и проектной группой?
— Я бы сказал так: в идеальном мире должен быть финансовый институт, который при политической воле четко определен в своих функциях и методах реализации. Вопрос даже не в выделении государственных денег прямо здесь и сейчас, а в том, чтобы дать финансовым институтам госгарантии для реализации программы. Например, есть Банк России, с которым у нас подписано соглашение о сотрудничестве. Вполне достойный себе институт, который обладает очень высокими компетенциями по созданию целого ряда крупных системных проектов. Это может быть ВТБ, как один из ключевых банков РФ. Мы говорим сейчас о крупных банковских институтах, изначально работающих с промышленностью и бизнесом в интересах государства. А экспертное сообщество и подрядчики, включенные в работу, позволят реализовать проект так, чтобы это было выгодно на момент возврата инвестиций и получения прибыли.
Я уверен, что администрация президента в нужный момент увидит инициативы экспертного сообщества, и этот вопрос будет кому-то поручен. Главное, чтобы проект не был реализован исключительно с помощью западного оборудования. В подобных масштабных реализациях участвуют наши китайские, японские, американские коллеги, но процент российских компаний невысок. А это потеря национальных интересов и угроза национальной безопасности в чистом виде.
“
По сути речь идет о «Северном потоке–3», только он может быть не газовый, а информационный.
И еще важный момент — возможность России заявиться как игроку на международном рынке магистрального провайдинга информационных потоков. Ведь то, что мы уже сделали в проекте «Северное сияние», — это абсолютно мировой уровень. 100 Гб на длине волны — максимальный современный показатель для подводных линий связи. На одной из последних российских конференций, где присутствовали эксперты крупнейших игроков рынка («МегаФон», МТС, «ВымпелКом», «Ростелеком»), проанализировали ситуацию с транзитом Европа — Азия. Все единогласно подтвердили, что он линейно увеличивается. Помимо стратегических интересов РФ, заинтересованность в таком проекте имеет целый ряд экономических причин: заявка на совершенно другой уровень работы в области высоких технологий связи и экспорт информации.
По сути, речь идет о «Северном потоке-3», только он может быть не газовый, а информационный. И это очень важно, потому что сейчас нишу занимают наши арабские друзья, прокладывая альтернативный путь из Китая в Европу по своим каналам — проект уже частично реализован. Если еще подождать, то через какое-то время мы будем уже не востребованы на этом международном рынке. У России сегодня есть уникальная возможность стать независимым игроком на рынке современных подводных линий связи, не завязанным на иностранного вендора и имеющим свою силу, волю и вес.
— То есть нам предстоит воссоздать цифровую экономику и цифровой рынок, чтобы стать конкурентоспособными и суверенными. И защитить свои цифровые границы. Я правильно понимаю?
— Защитить свои цифровые границы и сохранить цифровую самоидентичность. Речь идет о цифровой трансформации, к которой готова вся молодежь и даже старшее поколение. В июле 2020 года вышел указ президента РФ о том, что мы должны обеспечить две вещи: 97% услуг, предоставляемых государством, должны быть цифровыми, а 97% домохозяйств должны иметь широкополосный доступ в Интернет. Теперь это нужно грамотно реализовать, а иначе мы все отдадим в цепкие руки наших западных коллег.
Арктические территории. Фото: unsplash.com
— Каким вы видите Санкт-Петербург будущего с точки зрения цифровой трансформации и поиска новых смыслов?
— Санкт-Петербург — место интеллектуальной силы. Его миссия в том, чтобы быть городом творческой зрелости.
Интеллектуальный центр России, в котором всегда царит своя, иная форма диалога, — таким я вижу город будущего. Эклектика — часть философии петербуржца, она дает возможность быстрее развиваться творчески, задавать мировые ритмы по целому ряду моментов. При всей своей скромной значимости Санкт-Петербург запустил такие триггеры цивилизации, которые будут отрабатываться еще долгие десятилетия: от революции и построения СССР до балета, литературы и искусства. Если мыслить в цифровой парадигме, мы по сути своей город, образующий контент, и цифровая трансформация сделает Санкт-Петербург максимально комфортной средой для жизни и работы, предоставив возможность для еще большего диалога с миром.
Читать дальше
Посмотрите другие статьи из альманаха «Бизнес-инициативы в новой экономической реальности».