Пусть простят знатоки философии трактовку термина, что изложена ниже, но, кажется, в России и в мире, общество начинает разделяться хаотическим образом на резкие «за», «мне все равно» и «я против». Остановиться и обдумать свою позицию нет времени, вникнуть в детали тоже.
Время необдуманных революций, погромов — все это наступление «глобальной эпохи беспорядка», которую именно так назвал аналитик и стратег Deutsche Bank Джим Рид и его коллеги, работавшие над прогнозом будущего развития цивилизации, выпущенным совсем недавно.
Наблюдая очередную трансформацию миропорядка, которая, пожалуй, всегда происходит в начале и конце столетия, нельзя не увидеть возвращение ярких тенденций анархизма и возвращение к теме холодной войны. Только на этот раз ледяной мир основывается на реальных транснациональных проблемах — все более доминирующей экономике Китая, постепенном усилении роли России, прогнозируемой экономической стагнации в Европе, ослаблении позиций США в мире и самое главное — нам предстоит в скором времени смена поколений в рядах правящей элиты. Уже сегодня средний возраст чиновников 35 лет.
Мир больше не однополярный, и это факт. И от идей глобализма мы медленно, но верно переходим к феодальному миру, где процветает междоусобица.
Но ещё более интересная тенденция наступления времени массовых беспорядков, постоянных пандемийных ограничений — в возвращения общества разных стран к философии неосознанного анархизма (в своём первоначальном, не радикальном прочтении). А также полное непонимание отдельным индивидом происходящих процессов. Мы сегодня анархисты, не ведающие об этом.
Первоначальное прочтение анархизма стало визитной карточкой 2020 года. Именно эта политическая философия, в основе которой — идея свободы и цель — уничтожение всех типов принуждения и эксплуатации человека человеком, стала снова ценностно наполняться с наступлением пандемии.
По сути, речь идёт об идее замены власти, существующей за счёт подавления одних людей другими, благодаря привилегиям одних по отношению к другим, на справедливое сотрудничество индивидов.
Тема утопична в своей сути, но привлекательна для радикальной личности, которая хочет изменить миропорядок, и приятна для персоны, стремящейся взобраться наверх по социальной лестнице. Она хочет иметь право в любой момент стать элитой.
Сама политическая система стран породила крайних радикалов, стремящихся к решению вопросов любого масштаба посредством агрессии, шантажа и угроз.
Опальный отец Сергий с плохо скрываемой ненавистью из березового леса вещает о проклятых руководителях страны и главах церкви, призывая упомянутых к покаянию, которое они по каким-то причинам должны совершить в рамках встречи именно с ним. Закрывается в монастыре и объявляет осаду.
Навальный разыгрывает карту отравления и тему преследования оппозиции властью, находя пристанище в немецком госпитале. Все это — радикальные меры воздействия на общественное мнение на грани истерики. Но их можно понять — другие методы в их случае сейчас уже не работают. Это радикальный анархизм в своём ярком проявлении.
При этом если посмотреть на то, что государству все же удаётся сделать, понимаешь, как много хороших и сколько толковых законов выпущено, объектов открыто, важных дел сделано. Но проблема в том, что никому ничего не объясняется толком, да и не хочет никто в этом разбираться. В том, что средний обыватель не обладает достаточным уровнем компетенции, экспертных знаний и образованием, чтобы судить о сложных вещах, уже не приходится сомневаться. Но судит он с упорством, задорно и, конечно, радикально. Как следствие — результат многолетней работы многих людей в правительстве всех стран обесценивается и сводится к лозунгу «сменим президента». Как будто «съедим зайца» когда-то решило все проблемы.
А радикалам нужны лозунги для истерики. И часто этими лозунгами становятся идеи, которые возникают из поверхностного суждения. Незнания или непонимания принятых законов, неумения пользоваться нормативными возможностями, незнанием ситуации.
Век беспорядков — это новая реальность, которая интересно влияет на людей. Все меньше здравого смысла в головах, и все ярче горят глаза радикальных анархистов.
Впереди нас и весь мир ждёт новая технологическая революция, усиление контроля над личностью, и вместе с этим ещё ярче вспыхнет тема конкуренции возрастных поколений за место под солнцем. И вот что интересно: анархизм всегда воспринимался как революционное течение. Но это касается только радикалов. Что до самой идеи в ее первоначальном виде — анархисты выступают за самоуправление, то есть как говорит Вики «за систему независимых собраний граждан, самостоятельно управляющих своей жизнью и трудом на рабочем месте, в районе проживания и т. д.».
По сути анархическое общество представляет собой добровольную конфедерацию таких собраний. И сегодня в России, как и во всем мире, мы видим предпосылки проявления и радикализма, и социального анархического благоденствия по принципу самоуправления. Мы снова можем наблюдать яркую историю наращивания принципов социального неравенства и жизнь закрытых экспертно-профессиональных сообществ, но все это маскируется под единую систему мнимых равных возможностей.
Выражается этот спокойный анархический тренд в массе создаваемых элитных комплексов, коворкингов, живущих по своим законам, тиндер-домов, закрытого типа посёлков, частных резиденций, профессиональных клубов, и везде нужны рекомендации равному от равных, чтобы стать частью собрания. Такая конфедеративная система сотен клубов современных анархистов, которые сами не подозревают, что они продолжатели данной философии.
Вместо того, чтобы вникать в функционирование системы в целом, мы предпочитаем создавать мини-оазисы самоуправления по законам собственного бытия.
А что там на уровне государственного масштаба происходит, мы по сути не знаем и не хотим вникать. Идея проста — вот мой дом, профессия и семья. Вы как государство не мешаете мне, а я не буду вам. И возможно это была бы самая честная анархическая позиция. Но когда у нас COVID, мы вдруг массово хотим защиты государства, бесплатной медицины и доступа к госуслугам без очередей. А вот это желание уже идёт в разрез с независимой анархической позицией. Но мы не замечаем.
В стране, где до сих пор есть хорошее бесплатное образование и медицина, космические технологии и первая в мире вакцина, наверное, нам есть чем гордиться. Но мы анархисты. И гордиться некогда — мы не можем принять факт того, что ты ещё жив, — во многом достижение той самой системы, что тобой отрицается. Зато любая революция нас увлекает зрелищностью и масштабом.
Для России характерны заборы выше головы, кордоны и охраны, которые призваны огородить спокойных анархистов от радикальных.
И как в США всегда есть точка невозврата, когда радикалы собьют кордоны, возьмут в руки горящую бутылку и со всей накопленной ненавистью против сложившегося уклада запустят ее в магазин зажиточного афроамериканца, парадоксальным образом защищая в своём понимании этим шагом права цветных.
У радикалов нет повестки дня — «разрушим все до основания, а потом...», у радикальных анархистов нет веры в систему и строй. Остаёмся мы, пассивные анархисты, которых лишь бы никто не трогал, как-нибудь проживем.
Мы употребляем термины, смысл которых не понимаем, и судим со знаем дела о том, о чем понятия не имеем. Поэтому нам нужна компания тех, кто не будет возражать и кто разделит нашу точку зрения, социальный статус, понятие о деньгах и воспитании. Мы дружим с себе подобными в подъезде и фейсбуке, сужая свой мир до понятной системы его восприятия, разделяемой окружением. Остальные для нас — радикалы. Их мы слышать не хотим, а они — нас. Индивидуальный анархизм стал отражением эпохи, а агрессивные беспорядки — обратной реакцией. Весь мир ищет новую схему существования. И пока не находит.