Материал издания «Эксперт».
— Термин «импортозамещение» как будто начал вызывать аллергию. Такое впечатление, что он вымарывается из официальных документов, речей и нарративов. На смену ему пришел «техсув» (технологический суверенитет — «Эксперт»). Это так или нам показалось?
— Во-первых, «техлид» (технологическое лидерство — «Эксперт») (улыбается).
— Более благозвучно.
— А во-вторых, в процесс производства российских конкурентоспособных товаров пришли новые смыслы.
Если уместно такое сравнение, то импортозамещение — это как бы отделившаяся ступень ракеты. Важный путь пройден, но сейчас нужно переходить к следующему этапу
Стоит задача не просто заместить импорт, а сделать это на своих собственных технологиях, научной базе, оборудовании и так далее.
— В чем отличие новых технологических нацпроектов от классических?
— Создаются конкретные технологии, которых в стране пока нет. Это происходит в несколько этапов. Сначала мы вместе с бизнесом анализируем рынок и выявляем текущие и будущие потребности. Далее отвечаем на вопросы, какого объема нужен спрос и кто заказчик. Затем проводим НИОКРы по конкретной отраслевой линейке. По сути, это исследования, разработка и внедрение нового продукта. Следующий этап — развертывание производства. По большому счету под последним понимается готовность производственной базы делать продукт.
Ключевой момент — это работа со спросом. Не на все технологии, тем более перспективные, сейчас есть рынок и конкретный коммерческий заказчик. Государство выступает гарантом спроса на будущие товары в самом начале их проектирования, создания и запуска в промышленное производство.
Всего сформировано восемь национальных проектов техлида, среди них: «Средства производства и автоматизации», «Новые материалы и химия», «Беспилотные авиационные системы», «Новые атомные и энергетические технологии», «Промышленное обеспечение транспортной мобильности», «Технологическое обеспечение продовольственной безопасности», «Новые технологии сбережения здоровья», «Развитие многоспутниковой орбитальной группировки».
Также в начале 2025 года планируется сформировать национальный проект по обеспечению технологического лидерства по направлению «Биоэкономика».
Например, в части импортозамещения в продовольственной безопасности дополнительно развиваем научную базу отечественного семеноводства. К 2030 году уровень обеспеченности семенами отечественной селекции должен составить 75% (2023 год — 62,5%).
— Можно ли обобщить и все это назвать офсетным контрактом?
— Это офсет на продукцию, которой еще как бы нет в природе. То есть государство может заключить офсетный контракт на поставку вагонов. Не самая простая продукция, но у нас в стране в целом вагоны делать умеют. С нацпроектами технологического лидерства немного по-другому. Государство с нуля обеспечивает возникновение продуктов с высокими технологическими рисками, за которые производитель в обычных условиях вряд ли бы взялся.
Нацпроекты техлида — это не только офсетные контракты. Все стадии, начиная от НИОКРов и до развертывания промышленного производства, объединены в единую экосистему. Все приоритетные отраслевые направления нацпроектов связаны общей технологической политикой, системой подготовки нужных для разработки и производства кадров, поддержкой венчурного предпринимательства, малых технологических компаний, конечно, спросом на новую продукцию со стороны населения, что подразумевает повышение доходов россиян.
Все отраслевые министерства, таким образом, работают с единым подходом и методологией.
— Вы упомянули кадровую политику. Сколько рабочих рук не хватает экономике?
— Потребность большая, Минтруд сейчас как раз обновляет прогноз, который позволит нам с большой точностью оперировать цифрами, касающимися рынка труда. Где-то дефицит кадров будет восполнен за счет роста производительности, где-то — за счет мигрантов и повышения гибкости рынка труда. Но в целом экономика ведь дефицита не терпит. Если в какой-то области будет хронически не хватать рабочих рук, то и экономической активности там не будет. Система будет самобалансироваться за счет перераспределения от одних отраслей или компаний к другим.
— Как система подготовки кадров увязывается с нацпроектами техлида?
— Во-первых, в каждом нацпроекте технологического лидерства есть блоки по науке и кадрам. Во-вторых, Минобрнауки с Минтрудом переходят на новые принципы формирования контрольных цифр приема. Бюджетные места будут распределяться на основе прогноза востребованности специалистов, основанного в том числе на данных от бизнеса.
В-третьих, существует проект «Передовые инженерные школы», а также реализуется немало сетевых программ, то есть совместных программ региональных вузов с ведущими университетами страны в интересах конкретных работодателей.
Эксперты предлагают идею создания специальной системы мотивации. Студентам на каком-то этапе предлагают заключать соглашения с предприятиями. Но не государство должно им говорить: ты идешь на это предприятие, а ты — на другое. С нашей стороны тезис — обучение для работы в конкретной отрасли. А дальше бизнес предлагает студентам контракты и берет на себя часть затрат на их обучение. Конечно, отрасли разные. И если расходы на обучение невысоки и рынок применения специальности широкий, то нечего городить огород. Образование стоит дорого — государство вправе требовать от ребят, чтобы они были готовы часть времени отработать по специальности. При этом и зарплаты должны быть конкурентоспособными.
Подход, когда мы инвестируем, наращиваем производство, а потом хотим, чтобы люди там работали за копейки, работать никогда не будет
— Как бизнес может заработать на реализации государственных приоритетов?
— Например, мы создали реестр малых технологических компаний (МТК — «Эксперт»). На сегодняшний момент там больше 4 тыс. участников, и он активно дополняется. В них занято почти 130 тыс. работников. В целом финансовые показатели МТК в три-четыре раза выше, чем по субъектам МСП. Для условных студентов, которые хотят открыть стартап, запускается федеральный проект «Технологии».
Крупный бизнес получает гарантированный спрос и, конечно, меры поддержки. Это к разговору об общей экосистеме, связывающей не только отрасли, но и бизнесы разного масштаба.
— Какие меры поддержки вы предусматриваете?
— Это зависит от конкретного нацпроекта. Прямые госзаказы, субсидирование затрат, субсидирование процентных ставок по кредитам, разного рода гибридные меры. Например, есть программа, когда мы доводим деньги через крупных заказчиков на конкретное внедрение или закупки инновационной продукции с не до конца определенными потребительскими качествами.
Задача в целом — основное финансирование сделать внебюджетным. В некоторых проектах государство выступает идеологом и координатором. Такой подход реализуется, например, по производству и закупкам оборудования связи 5G. Минцифры собрало спрос на рынке и соединило его с предложением. То есть коллеги состыковали производителей оборудования и телеком-операторов, гарантировали проведение НИОКРов, обеспечили контракты с конкретными обязательствами по поставкам, санкциями за срывы и так далее.
— Одна из распространенных проблем с созданием высокотехнологичной продукции — это слабая жизнеспособность проектов в условиях ограниченного внутреннего рынка. То есть бизнесы не летают без экспорта. Вы учитываете этот момент?
— Мы пытаемся быть реалистами и понимаем, что иногда для поддержания рентабельности может требоваться рынок в 300 млн человек, а иногда не хватает и миллиарда. Но мы не зацикливаем российский рынок только на российских же технологиях. Всегда должна быть конкуренция. К счастью, или к сожалению, она есть, и она достаточно острая. Сейчас сменился состав поставщиков и стало много китайской продукции. У Китая большой рынок, и они могут позволить себе много инвестировать. У нас рынок, конечно, меньше, но для многих технологий и его достаточно.
— Например?
— Мы можем в том же автопроме иметь не много, как раньше, а два-три больших, конкурентоспособных и рентабельных завода с высокой локализацией. Не следует думать, что у нас нет других рынков, кроме российского. Да, западные рынки для нас закрыты. Но есть ведь быстрорастущие экономики Глобального Юга. Страны Африки, Индия, Иран, арабский мир. Чем быстрее они развиваются, тем больше нашей продукции будут потреблять. Это не только ресурсы, но и продовольствие, машиностроение, химия.
— Кстати об автопроме. На чем вы ездите сами на дачу, если не секрет?
— Я на дачу не езжу — домой бы доехать (смеется). Служебная — «Аурус». Мы постепенно переходим на отечественные машины по мере развертывания их производства.
— Когда вы говорите о борьбе правительства с инфляцией, часто приводите создание экономики предложения как главный инструмент. Нацпроекты техлида как раз об этом. Но все они долгосрочные, а проблема высокой инфляции актуальна сейчас. Принимают ли в правительстве меры по охлаждению кредитования?
— В борьбе с инфляцией важно сочетать разные меры, реагировать не только точечно (повышением ключа), но и системно. В частности, улучшать инвестиционный климат, совершенствовать институциональную среду: развивать корпоративное регулирование, защиту прав собственности, конкуренцию, законодательство о банкротстве. Наращивать производительность. Расшивать узкие места во внешней торговле: в логистике, расчетах.
Сейчас два направления работы, в которых правительство и ЦБ могут помочь друг другу. Это вопросы совмещения льготных программ кредитования и денежно-кредитной политики и кредитования госкомпаний. Чтобы одно не шло в противовес другому
По первому вопросу нам важно понимать, на какой объем кредитного расширения мы работаем. Мы наладили мониторинг и видим, что в этом году правительство только для бизнеса поддержало выдачу 700 млрд руб. кредитов с льготной ставкой. А еще была и льготная ипотека. Все это достаточно существенно увеличило объем денег в экономике. Следующий шаг в рамках будущих мер поддержки — их приоритизация, усиление адресного подхода для ключевых отраслей и справедливое распределение рисков между государством и бизнесом. Такая донастройка уже сейчас, мы видим, вызывает сокращение числа выдаваемых кредитов, а значит, снижается и их вес в инфляции.
— Какой в целом портфель льготных кредитов?
— В общей сложности — 17,3 трлн руб. Из них 6,6 трлн руб.— кредиты бизнесу, 10,7 трлн руб.— населению.
— Как будут пересмотрены правила льготного кредитования?
— Если говорить про бизнес, то мы будем делать бюджетную поддержку нейтральной к формам привлечения средств. Сейчас мы, по сути, софинансируем только долг, не поддерживая вложение собственного капитала. Бизнесменам проще пойти в банк за льготным кредитом, чем входить в проекты своими деньгами. Это один момент.
Другой — унификация подходов к субсидированию. В каких-то программах у нас гарантируется кредитная ставка заемщику. Например, 3%. Из-за этого сейчас 90% процентного риска лежит на бюджете. Мы будем вводить дифференцированный подход. Например, по привлечению займов на пополнение оборотных средств будет компенсироваться только 50% роста ключевой ставки. Полключа (ключевой ставки — «Эксперт») — мы, полключа — на бизнесе.
По инвестиционным кредитам будем переходить в режим не прямого субсидирования процентной ставки, а предоставления капгранта в зависимости от объема инвестиций. То есть у бизнесмена будет выбор между собственными и заемными средствами на ту часть проекта, которая не покрывается субсидией. Хочешь — бери кредит, хочешь — доставай из кармана.
— Как собираетесь ограничивать кредитование госкомпаний?
— Обязательства госкомпаний не доминирующая, но значительная часть корпоративного кредитного портфеля — около 20%. Банки финансируют их охотнее, иногда закрывая глаза на риски, поскольку кажется, что за госкомпаниями стоит государство и гарантирует выплату долга. Помимо этого, расширение кредитования госкомпаний давит на предложение денег частным компаниям.
Этот сектор — предмет особого внимания со стороны правительства. В частности, у многих госкомпаний огромные остатки на депозитах, при этом долг растет. У других есть проекты в инвестпрограммах, эффективность которых неочевидна. Их сокращение, кстати, неизбежно: не может быть так, что частный бизнес урезает расходы, а госсектор пребывает как будто в другой реальности. Наконец, у третьих превышены адекватные показатели отношения долга к денежному потоку и так далее. Со всем этим мы будем работать.
— По экспертным оценкам, значительная часть роста корпоративного кредитного портфеля и в целом перегрев экономики связаны с гособоронзаказом. Не ожидается ли охлаждения этого сектора, скажем так, по естественным причинам?
— Говорить в перспективе о каком-то резком сокращении заказа для промышленности по этой линии преждевременно. И нашей промышленности в любом случае будет чем заняться. По тем же беспилотникам, самолетам будет большой гражданский заказ. Мы как координаторы туризма чувствуем необходимость большего количества самолетов, желание людей летать. Уровень спроса в этой сфере, безусловно, влияет на стоимость авиабилетов.
— В стратегии пространственного развития есть термин «расселение». Он используется в контексте повышения плотности населения, например, на Дальнем Востоке. Что он означает?
— Принудительно расселять точно никто никого не будет. От слова «расселение» немного веет нафталином, но в целом это устоявшийся экономико-географический термин. Может, и хорошо, что он немного царапает ухо и привлекает внимание.
Потому что развитие Дальнего Востока и Сибири — архиважные задачи для нашей страны, они на личном контроле президента
Поэтому вернулась тематика территориального планирования. Внимание этой проблеме уделялось столетиями, но вопрос — какими методами. Сейчас наши методы — это стимулирование развития городов, создание системы опорных населенных пунктов.
— Как можно мотивировать человека переехать, например, из Москвы в Магадан или Комсомольск-на-Амуре?
— Из Москвы, может быть, и нельзя. Понятно, что Магадан не может быть похож на столицу. Но там золотодобыча, рыбный промысел, туризм. Этого достаточно, чтобы город сбалансированно развивался. Нам нужно создать людям нормальные условия для работы и жизни. Образование для детей: детские сады и школы. Инфраструктуру для отдыха. Зимой, например, можно слетать на Сахалин покататься на лыжах, летом — в Приморье и, наконец, в тот же Китай.
Главное — это преодолевать административные границы. Ведь возникает вопрос: а надо ли в том же Магадане строить крупные медицинские центры? Ведь там никогда не будет такой плотности населения, как в Центральной России или на Северо-Западе. В Магаданской области проживают более 130 тыс. человек, это по численности один квартал Москвы, но понятно, что там должна быть доступная первичная высокотехнологичная медицинская помощь. Нужны роддом, онкоцентр, сердечно-сосудистый центр, а остальное может быть даже в другом субъекте. Для этого нужно повысить связанность территорий и городов и обеспечить регулярные перелеты.
Сейчас значительная часть проектов в той же Сибири реализуется вахтовым методом. Это нормально — не надо тащить туда людей, разворачивать поселки, а потом, когда рудник закончится, думать, что с ними делать. С другой стороны, вахта должна прибывать в нормальные условия с качественной медициной и безопасностью. Нужно, чтобы на Дальнем Востоке были центры, в которых люди бы жили, воспитывали детей, получали образование и из них летали на добычные проекты.
— Есть ли план по развитию новых регионов?
— Конечно, у нас есть определенные наработки и заделы. Но чтобы предметно это обсуждать, нужна ясность по геополитическим вопросам. Например, у нас на Юге дефицит электроэнергии, и мы принимаем решения по расшивке узких мест. Но мы также понимаем, что у нас там есть и незадействованные энергомощности. Например, сейчас там скопился избыток металла, и на рынке он не востребован. Но железная дорога занята и экспортировать его затруднительно.
— Какие события в экономике были для вас самыми важными в этом году и какие проекты входят в ваши планы на 2025 год?
— Гигантская работы была проделана по формированию нацпроектов, в том числе линейки нацпроектов техлида. Рядом с ними стоит формирование бюджета в условиях налоговых изменений, СВО и бюджетной напряженности. Из конкретных событий, если не касаться выборов и формирования правительства, можно выделить успешно прошедший саммит БРИКС в Казани.
Что касается ожиданий от следующего года. Главный вызов — политика охлаждения экономики. Сейчас это отчасти купируется предновогодним настроением и спросом, но с января-февраля мы начнем ощущать ее последствия более отчетливо.
Из конкретных проектов перед нами стоит задача по трансформации статистики. Вообще, Росстат — недооцененный, недоинвестированный институт государства, к которому, надеюсь, удастся привлечь внимание.
Есть определенный информационный голод в экономике. Его надо удовлетворять не через какие-то субституты и сбор сырой, никем не проверяемой информации, а своевременной, понятной статистикой, данными, собранными и оцененными по статистическим стандартам. Поэтому будем заниматься цифровизацией Росстата в первую очередь, и понятно, что это повлечет за собой изменение бизнес-процессов, повышение эффективности и скорости предоставления официальной статистики.
— Как изменился продуктовый набор в вашем холодильнике и ваш гардероб, появились ли российские бренды?
— У нас дома в холодильнике российские бренды давно. И российской одежды тоже стало больше, особенно детской. Конкретные бренды не назову — за холодильник в семье ответственная супруга, но выбор отечественных продуктов и товаров — это результат поиска лучшего. Нам действительно нравится.