Вначале февраля Новую сцену Александринского театра в Санкт-Петербурге захватил «Коляда-театр». Екатеринбургская вселенная маскарада, шаманизма, сакуры, музыки, где Сигэру Умэбаяси гармонично уживается с «Oops ... I did it again», Эннио Морриконе — с «Курарой», Бетховен — с австрийскими народными песнями. Мизансцены сходят с картин Репина, веники «ловят» рыб, цветные — даже ковбойские шляпы. Если верить Максимилиану Волошину, что театральные спектакли — древний очистительный обряд, то «Коляда-театр» — главные экзорцисты театральщины. За десять дней гастролей они отыграли 22 спектакля, ежедневно ставя зрителей перед выбором между основной и малой сценами. Свое счастье Петербург осознал, кажется, только к окончанию гастролей. «Растопили», — выдохнет Николай Коляда. В интервью «Эксперту С-З» драматург, режиссер и художественный руководитель «Коляда-театра» рассказал о гастролях в Москве и Петербурге и о том, как быть правдивым на сцене.
— В «Театр новых пьес» вы отобрали 38 актеров из более чем 300. Вы говорите, что смотрите им в глаза и понимаете, подходят они или нет. Что вы должны в них увидеть?
— Да, но за два года многое изменилось. Сейчас осталось 28 человек, из них 15 заняты в спектаклях, которые ставит режиссер Хорен Чахалян. В марте в Москве на большой сцене Театрального центра «На Страстном» пройдет премьера спектакля «Женитьба или совершенно невероятное событие» в его постановке. Я как художественный руководитель смотрел генеральные репетиции, очень доволен артистами и своим выбором.
Что нужно, чтобы увидеть, я даже не могу сказать. Наверное, мой опыт — я уже 46 лет в театре. Я не сажусь нога на ногу — ну-ка прочитайте мне басню или стихи. Могу взять любого человека с улицы и научить его, тут важнее другое. Понимание, что такое современный театр, как быть правдивым на сцене. Это заложено не в актерской природе, а часто в человеческой. Порядочным человеком надо быть, тогда все получится.
Недавно я принимал одного артиста в театр и объявил о сборе анкет. Штук 200 пришло. На одном парне я остановился. Он как раз приехал из Барнаула в Екатеринбург. Говорю: «Зайди ко мне, пожалуйста». Он приходит ко мне в кабинет, я смотрю ему в глаза, спрашиваю: «Пьешь?» — «Выпиваю иногда». — «Ты наркоман?» — «Нет». — «Покажи руки». Он показал. У него очень красивые руки, только трясутся. «Что трясешься, пил вчера?» — «Немножко выпил, боюсь вас». — «Не бойся, я не кусаюсь. Ты принят».
Вот и все. Я написал 130 или 150 пьес, уж не помню, и всю жизнь занимаюсь тем, что изучаю людей. Как говорил мой замечательный артист Олег Ягодин: «Артист — это человек наблюдающий». Вот я думаю, что и драматург тоже. Сегодня в полтретьего ночи проснулся в гостинице «Октябрьская», выглянул в окно. Подъехала машина, из нее вышли две проститутки. Пьяные, качаются. Какой-то мужик толкнул их, они плачут. Потом он пошел в подъезд, а они стояли, махнули рукой, поскользнулись, упали, поднялись и пошли в какое-то кафе. Это целая история.
Что, обязательно — спой, спляши, а потом я тебе скажу, что ты за артист? Ничего это не даст. Люди поступают в театральный институт, их тренирует куча репетиторов. И это слово ударное, и это главное, и все красиво расскажут — а души за всем этим нет. Как говорил Розанов: «Души в вас нет, господа: и не выходит литературы». Это можно сказать и про театр тоже.
— Сейчас вопрос развития личного бренда не зависит от таланта. Известный человек может продвинуть продукт любого качества. Как думаете, эта тенденция изменится?
— Не знаю. Мне мое имя очень дорого, я делаю качественный продукт. Стараюсь, чтобы оно не было ничем омрачено. Своим студентам на третьем курсе говорю: «Представляешь, у тебя будет защита диплома. Ну, все пожалеют, троечку поставят и отпустят тебя, а ты так плохо пишешь. Потом будешь ходить и везде говорить, что училась у Коляды. И все скажут — ага, Коляда выпускает одних бездарей. Мне вот зачем это надо?» Говорю: «Ты уйди лучше сама, или я тебя выгоню». Так чаще всего расставался с бездарными людьми.
— Когда при постановке вашей пьесы актеры меняют слова, как вселить в них понимание, что каждая запятая, все, что сказано, и даже то, что не сказано, имеет смысл в своем первозданном виде?
— Мои артисты уже привыкли, что если они будут говорить текст приблизительно, то будут сняты с роли. Либо я буду орать как сумасшедший. Очень часто на репетициях кричу: «Точнее текст!» К сожалению, актерам в других театрах на это наплевать.
— В одной Москве, не говоря уж про другие города, несколько десятков тысяч безработных актеров. Как им найти свое место? И, в крайнем случае, как понять, что это не твое?
— Восемь лет назад ко мне пришел белокурый мальчик из театрального института, похожий на Есенина. Я дал ему одну роль, вторую, третью, четвертую... Потом что-то стало происходить, ему не хватало денег. Он женился, создал свое ИП по организации праздников. Винни-Пухом попрыгать в торговом центре или еще что-то. Смотрю, он мается на репетициях. Ему надо бежать, потому что тут я плачу ему маленькую зарплату, а там — в два раза больше. Я его отпускал, понимал, что надо кормить семью. Но самое главное, что этот Винни-Пух, эти кривляния полезли на сцену. Я терпел, делал ему замечания, в конце концов вызвал к себе и сказал: «Слушай, уйди, пожалуйста, сам, либо я тебя выгоню с позором. Потому что ты не артист, ты превратился в чудовище».
У меня было два актерских курса в театральном институте. Там человек 15-20 моих бывших студентов приехали в Москву из Питера. Сейчас приходят на спектакли, слезы утирают. Где-то тут какие-то квесты ведут. Я ненавижу эти слова. Если ты любишь театр, садись на поезд и поезжай в Киров, Курган или еще куда-то. Возьмут с руками и ногами. Наверное, будет маленькая зарплата, но хотя бы не стыдно будет за жизнь. Мне жалко этих людей. Жизнь уходит сквозь пальцы. Молодость уйдет, опыта нет, обаяния нет, живут за МКАДом в муравейнике. Зачем это надо, когда можно быть счастливым? Но счастливым можно быть только на сцене.
— Они мечтают не о том, чтобы быть артистом.
— Ну а о чем они мечтают?
— Об известности.
— Один из великих актеров сказал, что наша профессия такова, что на тысячу погибших актеров вылезает один, но это вовсе не значит, что жизнь была бессмысленна. 15 лет назад я сказал своим артистам: «Я сделаю все, чтобы вы стали известны». И я сделал это.
— Если зритель уходит в антракте или во время спектакля, как после этого сохранить в себе стойкость и веру, чтобы понимать: правы вы, а не они?
— Я всегда говорю: один любит блины, другой попову дочку. Ну и что? Ну не нравится, не попало, я тоже ухожу после первого действия, но не привлекая к себе внимание. Либо, когда сидишь и уже невыносимо, мой совет: начинаешь кашлять, по ногам, по ногам — и бежать! Потому что бывает такой кошмар, просто сил нет. Ну ушли и ушли. Главное, чтобы потом только не писали в социальных сетях: «Я ушла после первого действия. Отвратительно». Тогда почему у нас еще в ноябре были проданы билеты на все 22 спектакля в Санкт-Петербурге? Досмотри до конца.
— Зрители часто выступают судьями. Бывает наоборот. В апреле в Екатеринбурге пройдет фестиваль моноспектаклей «Он, она, они», где вы войдете в состав жюри. Ощущая себя в роли судьи, вы допускаете ошибки? Бывали ли случаи, когда вы забраковали талантливого актера или драматурга?
— Нет, не было, чтобы я в ком-то ошибся. Другое дело, что на кого-то возлагаешь надежды, думаешь, что что-то получится, но не получается. Такое бывало, а чтобы кто-то талантливый прошел мимо меня, не было.
— Если ваш артист захочет уйти, будете удерживать?
— В моей жизни такое было два раза. Один артист сказал, что поедет в Москву, второй тоже. Я им говорил одни и те же слова: «Запомни сегодняшнее число, посмотри на время. Пройдет несколько лет, и ты скажешь, что совершил чудовищную ошибку. Ты свободен, делай, что хочешь». Я никогда никого не держу. От меня не уходят, я выгоняю. В прошлом сезоне убрал из театра восемь актеров.
— У «Коляда-театра» есть спонсоры или получается выживать только за счет проданных билетов?
— Нет, спонсоров нет. Эти гастроли в Москву и Петербург стоили около 9 млн рублей. В Петербурге мы затратили 2,5 млн, а заработали где-то 1,2 млн. То есть это такая туристическая поездка. Вместе с тем, конечно, имидж. А это тоже деньги. То, что мы месяц прокатались, играли спектакли в Москве и Петербурге, и при этом про нас писали, у нас были полные залы, все это будет работать на кассу. У меня было собрание с артистами, дошли слухи, что они устали, скорее бы домой. Говорю: «Так, кто у нас тут устал? Вот когда приедем в Екатеринбург, можете сразу позвонить в наш Театр кукол или в наш Театр юного зрителя, или в театр драмы. Позвоните им и скажите, как вы устали от этой Москвы». Потому что эти театры не ездят вообще никуда. Все познается в сравнении.
Так что пускай это будет и не очень выгодно по деньгам, но все в порядке. В Москве у всех артистов суточные были 600 рублей, потом я посчитал, денег не хватает, суточные в Питере уже 300 рублей. Я сказал: «Так, товарищи, здесь вы на метро не ездите, пешком ходите от „Октябрьской“, денег нет, извините. Спокойно, сколько заработали, столько заработали. Когда получим деньги от Александринского, от центра „На Страстном“, от Театра им. М.А. Булгакова, сосчитаем все деньги, если останутся — мне не жалко. По итогам гастролей я дам вам премию или еще что такое». Гостиница стоила 815 тыс. рублей. Это пока, потом суточные, привоз декораций, потом половину денег мы оставляем Александринскому театру. Мне предлагали, конечно, дворцы черт знает где, там можно было играть бесплатно, но кто туда поедет? Это во-первых, а во-вторых, Александринский театр — это имидж.
— Если кто-то захочет повторить ваш путь, к чему нужно быть готовым?
— Надо собрать команду, которая верит в тебя, вот и все. Но это непросто.
— Но вы — уникальный пример не только с точки зрения искусства, но и с точки зрения бизнеса. Обычно в людях или то, или другое. Или вообще ничего.
— Ну, я умею считать деньги. Пока мы ездили, пятикомнатную квартиру, в которой жили три моих артиста, за 5 млн рублей продала моя студентка театральной школы, драматург, она работает риелтором. Сейчас мы покупаем три однокомнатных квартиры для артистов. Будет 17 квартир, которые я купил театру.
— В «12 стульях» вы играете Кису Воробьянинова. Есть некая ваша личная аналогия между домом культуры, который построен на сокровища тещи Ипполита и которые Киса считал своими, и «Колядой-театром»? Неужели вы можете сомневаться в правильности своего выбора?
— Да, сомневаюсь. Мне кажется, все пустое, зачем все, не знаю. На спектакле Киса сидит в позе Ивана Грозного, который убивает сына, прижимает к себе Бендера. Он его ненавидит, и вместе с тем никого роднее у него нет. Он прижимает что-то свое, а потом поднимает глаза и смотрит в зрительный зал. Когда ты смотришь в зрительный зал, на тебя светят фонари, и ты ничего не видишь. Зрителям кажется, что ты разглядываешь их лица, но на самом деле ты не видишь ничего. Я смотрю, и у меня такой текст: «Почему же здесь ничего нет?» Какая-то яма, перед которой, выходя каждый день на сцену, ты прожил 46 лет. В эту черную яму, этому зверю ты отдал все. А там есть люди или нет? На «Маскарад» приходил Петр Семак? А я и не знал даже. Не разглядывал, не смотрел и не хотел понравиться. Смотрел в темноту, придуманный мир. Даже на поклоне, когда в зрительном зале зажигается свет, я не могу смотреть в глаза зрителям. «Почему же здесь ничего нет?» Когда говоришь эту фразу, то сразу начинают бежать слезы. На что ты отдал свою жизнь? Куда ты ее выкинул, во что? Правильно это было или нет? Не знаю.
Санкт-Петербург
