Восемью годами раньше в стенах этого же учебного заведения произошел скандальный эпизод, названный «Бунтом четырнадцати». Лучшие выпускники (тринадцать живописцев и один скульптор), награжденные малой золотой медалью «За успех в рисовании», сорвали конкурс на соискание большой золотой медали, который проводился в честь 100-летнего юбилея Императорской Академии художеств. Они опротестовали количество допущенных к творческому соревнованию участников, время, отведенное на выполнение задания (24 часа) и предложенный сюжет конкурсной картины из германо-скандинавской мифологии — «Пир Одина в Валгалле». Поданные академическим властям прошения о пересмотре условий конкурса были оставлены без внимания. Высказанные Академическому Совету лично пожелания студентов встретили отказ. Поскольку надпись «Свободным художествам» над входом в Академию не подлежала для них толкованию, четырнадцать строптивых творцов отказались от участия в конкурсе и покинули альма матер с дипломами классного художника второй степени.
«Это был великолепный скандал, мятеж в стенах самого чопорного казенного учреждения, маленькая революция, показавшаяся, однако, настолько значительной, что о ней было запрещено писать в газетах», — много позже напишет об этом событии художник и искусствовед Александр Бенуа.
Зачинщик этого «бунта» Иван Крамской отлично сознавал, что его участникам, лишившихся академической опеки, придется нелегко. Он предложил им организовать «Артель художников», чтобы сообща пробивать дорогу в искусстве. Это объединение стало первой в России независимой творческой организацией, созданной живописцами, которая позволила им оказывать друг другу помощь и обрести финансовую свободу.
«И так как мы крепко держались за руки до сих пор, то, чтобы нам не пропасть, решились держаться и дальше, чтобы образовать из себя художественную ассоциацию, т. е. работать вместе и жить», — расскажет об этом в воспоминаниях Иван Крамской.
В 1864 году жители города на Неве прочли в «Санкт-Петербургских ведомостях» объявление: «Нижепоименованные художники имеют честь довести до сведения публики, что они принимают для исполнения художественные заказы... Желающих обратиться с заказами просят адресоваться в С.-Петербурге: в 17 линии д. № 4, кв. № 2. Классные художники Дмитриев, Шустов, Маковский, Песков, Вениг, Морозов, Корзухин, Журавлев, Петров, Кретан, Крамской, Лемох, Григорьев».
Информация об инциденте в Академии художеств в прессу не просочилась, но о нем доложили императору Александру II, после чего по высочайшему повелению за смутьянами был установлен двойной полицейский надзор. Обычная городская полиция и жандармы Третьего отделения Канцелярии Российского императора вели негласное наблюдение за живописцами, составившими «особое общество под видом занятия художествами, независимо от Академии, в противодействие начальству оной».
Никаких репрессивных мер не последовало, поскольку ничего противозаконного художники не делали. Они восстали не против государственного строя, а против архаики в искусстве, оторванности от реальности, академического подхода к творчеству, который игнорирует вопросы и проблемы современности, трепет жизни вокруг.
Необходимо отметить, что «Санкт-Петербургская артель художников» была весьма доходным «бизнес-проектом» и в 1869 году к ней захотел присоединиться ряд известных московских живописцев. Через год был «проведен ребрендинг» и новое объединение, идейным вдохновителем которого остался Иван Крамской, стало называться «Товарищество передвижных художественных выставок».
В Уставе «передвижники» сформулировали свои основные задачи:
§ 1. Товарищество имеет целью: устройство с надлежащего разрешения во всех городах Империи передвижных художественных выставок в видах:
доставления жителям провинций возможности знакомиться с русским искусством и следить за его успехами;
развития любви к искусству в обществе;
облегчения для художников сбыта их произведений.
§ 2. С сею целью Товарищество может устраивать выставки, производить на них продажу как художественных произведений, так и художественных изделий, а равно и фотоснимков.
Следует отдать дань великодушию академических властей, которые не стали мстить своим лучшим, но своевольным ученикам. Первая выставка прошла в Академии художеств и имела ошеломляющий успех. Ни в одной из выставленных рам нельзя было увидеть ворон, сидящих на плечах верховного бога Одина. Вместо них прилетели грачи Саврасова.
«...любопытнее всего весь тот перепуг, который Академия выказала перед нами по поводу предстоящей выставки. И кончила тем, что сама предложила залы для нашей выставки, а раньше того Общество поощрения художников, так что просто выбирай любое. <... > Мы открыли выставку с 28 ноября и она имеет успех, по крайней мере Петербург говорит весь об этом. <... > Это самая крупная городская новость, если верить газетам. Всех вещей сорок две, и все хорошие, но выделяющихся пять, шесть, и это, согласитесь, много, особенно принимая в соображение выставки академические», — поделится в письме впечатлениями о событии Иван Крамской.
Вниманию публики были представлены шедевр Алексея Саврасова «Грачи прилетели», историческое полотно Николая Ге «Петр I допрашивает царевича Алексея», жанровая сценка Василия Перова «Охотники на привале», пейзажи Ивана Шишкина, картина Ивана Крамского «Русалки», написанная по мотивам повести Николая Гоголя «Майская ночь, или Утопленница», скульптура Марка Антокольского «Иван Грозный» и другие выдающиеся произведения мастеров кисти и резца.
«Самая большая художественная новость в настоящее время в Петербурге — передвижная выставка. С какой стороны на нее ни посмотришь, везде она является чем-то особенным и небывалым: и первоначальная мысль, и цель, и дружное усилие самих художников и изумительное собрание превосходных произведений. Кому еще недавно могло прийти в голову, что настанут такие времена, когда русские художники не захотят больше ограничиваться одним личным своим делом, что они вдруг бросят свои художественные норы и захотят окунуться в океан действительной жизни», — откликнулся на событие знаменитый художественный критик и подлинный ценитель талантов Владимир Стасов.
Выставка триумфально прошла в Петербурге, где ее за месяц посетили более тридцати тысяч человек. Потом с большим количеством картин она также побывала в Москве, Киеве и Харькове, принеся в казну Товарищества 23 тысячи рублей. Восемь картин приобрел для своей будущей галереи предприниматель, меценат и коллекционер Павел Третьяков.
«Товарищество передвижных художественных выставок» пополняло ряды творцов и расширяло географию своих акций. «Передвижники» начали претворять в жизнь известный лозунг «Искусство — в массы!» еще до появления футуристов, которые его провозгласили.
«Отныне произведения русского искусства, доселе замкнутые в одном Петербурге, в стенах Академии художеств, или погребенные в галереях и музеях частных лиц, делаются доступными для всех», — оценит деятельность «передвижников» М. Е. Салтыков-Щедрин.
За полвека существования Товарищества на его выставках помимо работ членов-учредителей были впервые показаны магнум опусы Ильи Репина, Василия Сурикова, Григория Мясоедова, Василия Перова, Иллариона Прянишникова, Апполинария Васнецова, Василия Поленова, Николая Ярошенко, Рафаила Левицкого, Исаака Левитана, Валентина Серова, Алексея Боголюбова, Павла Брюллова, Михаила Клодта, Константина и Сергея Коровиных, Владимира и Николая Маковских, Михаила Нестерова, Алексея Харламова, Леонида Пастернака и других русских живописцев и ваятелей.
Известно, что за вдохновением частенько следует выдох. Художественное объединение просуществовало до 1922 года и успело провести 48 выставок. Однако финальные фанфары вступили гораздо раньше, становясь с каждым годом все громче. Отношения между членами творческого союза уже нельзя было назвать товарищескими. Исчезало равенство, усилились противоречия, участились конфликты. Это объяснялось постепенным угасанием интереса публики к проводимым выставкам и растущей конкуренцией. Как правило, причинами раздоров были вопросы статуса и финансов. Горькая ирония в том, что живописцы, придерживающиеся в юности самых передовых взглядов и бунтующие против косности, консерватизма и мертвых правил академической школы, с годами незаметно превращались в ретроградов, предъявляющих коллегам помладше требования, которые были далеки не только от прогресса, но и от элементарного уважения к личности.
«... нас, молодых художников, презрительно именовали „экспонентами“, так как у нас не было прав членов общества и потому мы подвергались строжайшему жюри, в то время как члены общества выставляли свои картины без жюри; с нами обращались вообще самым строгим образом. Дошло до того даже (в наши дни это кажется невероятным!), что Ярошенко, этот столп передвижничества, рассылал „экспонентам“ официальный „циркуляр“ с наивнейшим, чтобы не сказать больше, перечислением сюжетов, какие можно писать для присылки на передвижную выставку, с указанием особо „желательных“, с определением даже манеры и техники исполнения...», — рассказал об этом периоде объединения Леонид Пастернак (отец поэта Бориса Пастернака).
«...Дело наше кончено, песня спета. Мы еще будем продолжать агонию, не знаю, долго или коротко, но торжества мы своего не увидим. Конец», — такой приговор вынес один из зачинателей «Товарищества передвижных художественных выставок», уже ставший профессором Академии художеств, Николай Ге.
Всякой песне — свое время.