— Ваша оценка качества дискуссий в текущем году, какие основные темы были подняты на конференции?
— В этом году у нас традиционно был заявлен ряд треков и круглых столов по актуальным темам. Качество и разнообразие мероприятий соответствовали уровню хороших конференций международного уровня. Прошедшие дискуссии в основном относились к двум типам — более академически ориентированные и более практические. Изначально, естественно, конференции, проводимые университетами, носят научный характер, но сейчас время диктует интеграцию академического мира и мира практиков, представителей бизнеса. Поэтому на наших круглых столах, мы постарались перевести дискуссии из области фундаментальных исследований в область практического применения.
Академические дискуссии в рамках треков были в основном посвящены наиболее животрепещущим проблемам менеджмента, ключевым изменениям в среде бизнеса, и поддержаны нашими международными коллегами. , Совместно с Университетом Южной Каролины мы представили такую тему, как как миграция и конкурентоспособность российских компаний, с обсуждением вопроса диаспоры: как она влияет на конкурентоспособность, на деятельность компании. К обсуждению турбулентности бизнес-среды к нам присоединился коллега из Университета Бирмингема. Понятно, что и в условиях пандемии, и вне ее, в бизнесе всегда важна роль конкретных людей, в связи с чем становится важной технология управления различными группами талантов, что обсуждалось совместно с профессором из Университета Вены. Финский Университет Вааса совсем недавно проводил собственную конференцию, и ряд коллег присоединился к нам для обсуждения такой интересной темы, как выход из бизнеса и релокация инвестиций.
Как видите, с одной стороны это совокупность тем, которые супер-актуальны сегодня, с другой — каждая из этих тем позволяет нам укреплять отношения с международными университетами и зарубежными коллегами. Это не просто синергия, это многократный эффект, который позволяет нам и поддерживать связи с зарубежными академическими партнерами, и работать по актуальным темам, и обмениваться нашими идеями и наработками.
Что касается практико-ориентированных круглых столов — они важны для бизнеса, потому что, кроме всего прочего, это еще и площадка, где собираются руководители компаний и органов государственной власти. Для нас, представителей академического сообщества, это очень интересно, поскольку, наблюдая за тем, как ведутся дискуссии, к чему проявляют интерес представители бизнеса, мы определяем новые направления исследований. И это представляет для нас не только академический, но и практический интерес: ведь бизнес нам интересен не только как объект исследования, но и как потенциальная структура, поддерживающая исследователей.
В целом же конференции, равно как и другие научные мероприятия, в меньшей степени подвержены ограничениям (в том числе пандемическим) нежели бизнес-проекты. По сути, конференция объединяет как академиков, так и практиков, таким образом помогая преодолевать тренд на разобщение всех тех, кто заинтересован в создании, распространении и получении новых знаний.
— Тренды в международном бизнесе в среднесрочной перспективе — какими они будут, и как экстраполируются на российском рынке?
— Если отталкиваться от тех трендов, что легли в основу дискуссий, то это прежде всего де-глобализация, на уровне как бизнеса, так и государства, связанная с ней релокация бизнеса — популярный термин в академическом мире, когда компания берет и переставляет компанию, предприятие, проект в другое место на карте как шахматную фигуру. Есть определенная мобильность, и ты можешь, к примеру, переместить текущий проект из красной ковидной зоны на более безопасную территорию: это облегчит ведение бизнеса. Еще один тренд — возрастающая роль национальной государственной политики, по сути, это одно из проявлений де-глобализации. У нас в конференции участвуют представители всех стран БРИКС, и для всех этих стран доля государства в принятии различных решений на разных уровнях очень высокая, в отличие от стран с более развитой и стабильной экономикой. Но при этом, на волне геополитических трений и популизма, а также с учетом общей степени неопределенности межгосударственных отношений, доля политики возрастает не только в развивающихся, но и в развитых странах, что для них не является таким уж естественным процессом. Возможно, это приведет к относительному ослаблению европейских государств, они не привыкли жить в формате доминирования роли политики, это отражается на обществе, а общество начинает выходить на улицы и выяснять, что происходит.
Другой тренд — это цифровизация, об этом только ленивый не говорит, этот тренд был и до ковида, но сейчас, конечно же, все бизнесы ускорили свое цифровое развитие. И последний тренд — геополитические и региональные партнерства. С одной стороны, это также эффект де-глобализации, обрубания устоявшихся взаимоотношений с прежними партнерами, которые порой приводят к возникновению межгосударственных проектов с другими странами, прежде не входивших в орбиту интересов.
Что касается России, у нас де-глобализация началась задолго до ковида, — после введения экономических санкций. В отличие от других стран, экономика РФ приспособилась к режиму автономного существования намного раньше. «Имперскость» и обособленность (самодостаточность) относятся к традиционным ценностям российского общества, и по совокупности де-глобализация, хотя и рушит массу устоявшихся связей и отношений, не является настолько разрушительной для России как для многих других стран.
— На конференции было большое международное присутствие, в частности, одна из сессий посвящена взаимодействию с Китаем. Чем китайский опыт интересен российским компаниям?
— Действительно, Китай привлекает большое внимание, в том числе и в области менеджмента, международного бизнеса и экономики. Достаточно сказать, что Китай в качестве контекста задействуется в 80-90 процентах научных публикаций, если речь идет о растущих рынках, о развивающейся экономике, о бизнес-стратегиях, о многонациональных компаниях... Поэтому китайский опыт не только интересен российским компаниям, он интересен всему миру, ведь Китай продемонстрировал настолько эффективный скачок, рывок во всех областях, что на него имело бы смысл ориентироваться.
Чем в целом может быть интересен китайский опыт? Я считаю, что китайский путь развития в целом является намного более органичным. И что интересно, он строится на сочетании и взаимодополнении, что может иметь корни в философии Инь-Янь. К примеру, есть Компартия Китая, которая продолжает существовать, и в то же время есть капитализм. Это сочетание того, что в теории сочетаться не должно, но они это успешно демонстрируют. С одной стороны, Китай фокусируется на развитии мегаполисов, строит города, а с другой — одновременно выводит население из бедности, из депрессивных районов. В условиях ограниченности ресурсов обычно одна задача идет за другой, а в Китае все делается параллельно. Создаются специальные экономические зоны, и в то же время развивается экономика вне этих зон. И это означает, что они одновременно приглашают в эти зоны тех инвесторов, которые хотели бы работать в более понятном, прозрачном контексте, и в то же время они развивают экономику внутри Китая.
Кроме этого, мне кажется, что при всей значимости политической повестки, которая существует в области бизнеса, экономики, не только частные, но и государственные китайские компании гораздо в большей степени движимы экономическими мотивами, нежели российские компании. Если это китайская госкомпания, которая выходит на зарубежные рынки, то можно с высокой долей вероятности предположить, что она будет более серьезно движима экономическими мотивами, чем аналогичная российская компания, которая параллельно движется в том же зарубежном направлении. Наверное, это правильный подход, потому что, все-таки, в международных стратегиях многонациональных компаний доминировать должна экономика, а не политика, особенно в странах с развивающейся экономикой.
И последнее, результаты моих личных наблюдений по итогам ряда визитов в Китай — очень важно то, что в стране поддерживаются традиционные культурные ценности. И при том, что, как и везде, возрастает влияние западных ценностей, это не влияет на традиционные ценности, например, на почитание старших, или на боязнь «потерять лицо». Эти ценности продолжают культивироваться, китайцы ничего не выбрасывают «на помойку истории», а продолжают бережно хранить, в результате чего молодое поколение гармонично сочетает в своей культуре «восток» и «запад». Они сидят в социальных сетях, у них есть интересы, связанные с современной культурой и кинематографом, но это не значит, что они отрезали и выбросили культурный пласт, соединяющий их с предками.
— Еще до начала пандемии экспертное сообщество заявляло о том, что глобальная экономика становится все больше непрозрачной и враждебной. Можно ли говорить о том, что пандемия, с масштабным закрытием границ, многократно ускорила процесс разделения?
— Враждебность глобальной экономики — это когда страны начинают чувствовать себя более обособленно. И это понимание того, что это не только разобщенная Европа, но и разобщенный мир — оно потихоньку проявляется. Государства, безусловно, начинают переориентироваться на внутренние рынки, сокращать зарубежные инвестиции, при том, что это выглядит, как то, что инвесторов прогоняют с рынка, что может как раз рассматриваться как враждебные шаги. Сама по себе тема де-глобализации стала сейчас действительно одной из важных и актуальных. Она не только активно обсуждалась на конференции, но и вошла в топ-рейтинги тем и публикаций многих научных журналов. В частности, по итогам моего одноименного трека планируется специальный выпуск журнала BRICS Journal of Economics, который выйдет в середине следующего года.
В целом, с наступлением пандемии оказались высвобождены огромные ресурсы (временные, материальные), но в то же время задействованы дополнительные моральные и психологические ресурсы и соответствующие человеческие
резервы. Разделение существует на разных уровнях — государства, бизнес, люди. Отсутствие личных контактов ведет к ослаблению связей — профессиональных и личных — и замыканию на внутренней перспективе — как для страны, так и для ее граждан. Именно с этим связан все чаще звучащий призыв возвращаться в офлайн, включая ряд академических мероприятий и конференций.
— Бизнес-стратегии в период коронакризиса: какие способы адаптации к новой реальности могут быть эффективны?
— Стратегическое поведение компаний в такой ситуации, наверное, совершенно естественно, но не потому, что это их решение, это реакция на происходящие события, они концентрируются на домашнем рынке, пересматривают свои бизнес-портфели, у многих и до ковида и санкций была политика реструктуризации активов. Важно применить те способности и конкурентные преимущества, которые уже есть, это называется capability — я могу что-то делать, но не факт, что сделаю, но сама возможность делать у меня есть. А вот эти capabilities сейчас могут быть применены в тех ситуациях, где они раньше не применялись. И в этом смысле нужно не просто пересмотреть свое стратегическое поведение, а пересмотреть вообще все свои «внутренности». Какие наши capabilities, какие наши advantages, какими характеристиками обладает линейный персонал, наши топ-менеджеры, какие нам нужны проекты.
Например, прежде нам важнее всего было получить ресурс, были важнее поставщики, а сейчас более важны провайдеры. Сейчас важнее, условно говоря, качественно доставить продукт клиенту, чем качество самого продукта, и эту цепочку ценностей, может быть, имеет смысл пересматривать. Если начать об этом рассуждать, то в условиях неопределенной экономической ситуации можно пересматривать все бизнес-модели, все взаимоотношения между поставщиками и потребителями, цифровизацию, насколько это возможно, изменение маркетинговой политики, потому что понятно, что вся реклама и маркетинг в условиях пандемии уже по-другому строятся и выглядят. Это то, что можно делать в текущих реалиях. Безусловно, направления развития компаний и их бизнес-стратегии в значительной степени будут зависеть от дальнейшего развития среды бизнеса, предсказать которое очень сложно.
