— Основная претензия правоохранительных органов заключается в том, что Университет профсоюзов стал коммерческим предприятием.

— Это глупость. Тот, кто это писал, не понимает, что такое коммерческое предприятие. Это учреждение, которое создано с целью получения прибыли. А университет — как раз некоммерческое предприятие. Это подтверждается в самых разных формах. В первую очередь — в налогообложении. И до сих пор никто — ну кроме самых темных слоев населения — не говорит, что университет извлекает прибыль. Темные слои населения, конечно, говорят, что если есть платное обучение, то это коммерческое предприятие. Но есть очень конкретный факт: никто не извлекает прибыль из некоммерческого предприятия.

— Гуманитарный университет профсоюзов не получает прибыли?

— Нет, конечно.

— Не получает прибыль, но тем не менее студенты приносят деньги. Куда деньги уходят?

— Рассказываю с самого начала. Когда начались процессы 1990-х годов, в вузе, где я тогда работал, сначала преподавателем, потом доцентом, четыре месяца не платили зарплату. И ректор, встречая людей в коридоре, мило улыбался: «Я жду, когда Москва пришлет деньги. А что я могу сделать?» А я к этому моменту уже показал себя довольно успешно. Мне неудобно хвастаться, но это к вопросу о том, почему меня пригласили стать ректором в 37 лет. Я находился в отпуске по написанию докторской диссертации. Это был период, когда в стране началась перестройка. Очень у многих не было зарплаты. И огромные профсоюзные учреждения культуры тоже остались без бюджета. У нас в вузе человек 100 учились первых уже к этому моменту — году в девяностом — их взяли на платной основе. Это были студенты из Абхазии. Там шла война и вот 100 человек приехали к нам учиться. Университет заключил договор. Их обучали за деньги. Все было по закону. Никаких противоречий с законодательством в этом не было. И параллельно я открыл тогда при центральных профсоюзах научно-производственный центр культуры. По заданию профсоюзов и при поддержке Министерства культуры России. Меня попросили подготовить учебные пособия, которые позволили бы учреждениям культуры страны — дворцам культуры и так далее — перейти на самоокупаемость.

— Деньги нужны всем.

— Тогда все говорили, что мы идем к рынку. Как зарабатывать деньги? Вот и я снял тогда 29 фильмов. Фильмы были предназначены давать рекомендации учреждениям культуры, как переходить на новые условия хозяйствования. Работая в Высшей профсоюзной школе культуры, я ездил по стране и знал передовые точки, учреждения культуры, которые успешно переходили на платные формы работы. В итоге несколько фильмов я снимал с возможностями, которых не было даже у Госкино. Госкино всегда испытывало в советское время трудности с деньгами, было трудно выехать за границу, потому что нужна была валюта и так далее. А я вывез съемочную группу в Канаду, в Монреаль. И оказалось, что там есть учреждения удивительно похожие на наши дворцы культуры — им. Горького или Ленсовета — только поменьше. И я там снял несколько фильмов на разные темы: как, например, эти учреждения организуют свободное время пожилых людей. Учреждения культуры от этого были в восторге. Потому что эти фильмы были практически программой для них, как перестраивать свою работу, чтобы составлять свой бюджет и работать на основе самоокупаемости. Когда эти фильмы я начал продавать, что тогда также уже было разрешено, оказалось, что они крайне востребованы. Потому что везде были дворцы культуры. Слух о том, что такие фильмы появились, расходился очень быстро. И вот тогда я и заработал как, наверное, писали бы в романах Драйзера, свой первый капитал. Говорят, что никто из крупных бизнесменов не может рассказать, как он заработал первый миллион. Про второй, про третий и так далее могут рассказать, а про первый не могут. Я как раз могу рассказать и про первый, и про второй, про третий. То есть я здесь исключение из правил. Так что люди, которые слышали про эти фильмы, заказывали их у нас, покупали по безналичному расчету, мы им высылали. Они фильмы смотрели у себя и потом начинали рассказывать об этом своим коллегам в других учреждениях культуры. Госуниверситет, кафедра, на которой заведующим был Собчак, у него был молодой аспирант, он сейчас невероятно знаменитый — один из самых заметных людей в стране, специалист по хозяйственному праву — вот это молодой аспирант разработал для нас документальную базу. И в этот момент мне профсоюзы предложили возглавить университет.

— В котором на тот момент не платили зарплату?

— Да. Меня вызвали в ВЦСПС. Вот эти все учреждения культуры были в профсоюзной системе. И все уже говорили о том, что вот есть такой Запесоцкий из Высшей профсоюзной школы культуры, доцент, который сделал блестящие фильмы. Эти фильмы способствуют переводу отрасли на новые формы хозяйствования. И мне предложили пост ректора. Я очень не хотел идти работать ректором, потому что у меня было семь человек в организации и зарплаты были у них прекрасные, все были очень довольны. И я лично очень прилично зарабатывал. И мне говорят: ну а чего бы тебе не помочь своему родному вузу. Ты вот так легко в новых условиях хозяйствования работаешь, стань ректором и перейди на самоокупаемость. Ты должен понимать, что мы тебе деньги не дадим. Зарабатывай. Иначе вуз развалится. И уже тогда я видел проекты того, как этот вуз можно приватизировать. Уже тогда вокруг нашего вуза крутились бандиты. И ко мне обращались люди: вот у тебя есть общежитие, там столовые, давай сделаем ресторан. Есть спортзал недостроенный — давайте мы там биржу сделаем. А вот здесь, где занятия семинарские, сделаем офисы. В театральном зале — он тоже был недостроенный, в то время еще у нас не был принят — в театральном зале давайте сделаем варьете. В фойе — ресторан. Мне эта мысль не показалось хорошей. И я перевел вуз на самоокупаемость.

— Итак, в 1991 году университет профсоюзов возглавил Александр Запесоцкий. С этого момента вуз начал учиться зарабатывать деньги. А как вуз может зарабатывать деньги? Принимать студентов на платной основе?

— Все было намного сложнее. Юридический совет профсоюзов предоставил Запесоцкому право на заключение и расторжение трудовых договоров в соответствии с действующим законодательством. Он несет персональную ответственность перед советом за уровень подготовки специалистов.

— Здания, которые занимает университет профсоюзов, сейчас кому принадлежат?

— Федерации независимых профсоюзов, которая заключила со мной контракт.

— Претензии правоохранительных органов заключаются в том, что это не собственность Федерации независимых профсоюзов?

— Им хочется, чтобы это была не собственность. А я видел документы, которые очень четко фиксируют всю эту цепочку. Я участвовал в подаче заявления. Появилось новое законодательство, оно в 2000-е годы уже себя полностью утверждало и утвердило. Правда, на нас были рейдерские атаки. Такие атаки, что даже университет обстреливали из огнестрельного оружия. Возбуждались уголовные дела. Так вот рейдеры втерлись под видом добропорядочных организаций в Ленинградскую федерацию профсоюзов, предложив свои услуги по какому-то из направлений. И они уничтожили у нас в Ленинграде все документы о финансировании профсоюзами этих строек профсоюзных. А там был механизм такой. У профсоюзов был собственный бюджет. Там были взносы членские, были и деньги соцстраха, которыми управляли профсоюзы. Этот бюджет предусматривал строительство тех или иных социально-культурных объектов профсоюзов. Это согласовывалось с государственными органами — просто так, что хотели, профсоюзы строить не могли. Но они выделяли свои деньги. Вспомните: все регионы страны имели свою огромную собственность. И при распаде Советского Союза как раз очень много говорилось о том, сколько профсоюзы имели к этому моменту. Давняя мечта рейдеров была это все «распатронить». Вот профсоюзы все это строили, им государство в установленном порядке выделяло землю...

— И документы об этом есть?

— Конечно. Я их все потом нашел. И мы пришли со всеми документами в Арбитражный суд, который сейчас занимается созданием проблем профсоюзам. Суд без вопросов принял решение. Оно было тщательно обосновано. Я еще в тот момент видел все эти документы: сметы, фундаментальное строительство. Там каждая мало-мальски серьезная дверная ручка зафиксирована и учтена. Это все утверждено и везде написано: построено из средств профсоюзного бюджета. Менять что-то без разрешения государства было невозможно. Сейчас логика людей, поставивших вопросы новые, в том, что профсоюзы сами по себе принадлежат российскому государству.

— Что-то новенькое.

— Да, это действительно новенькое. Потому что в наших документах — и в документах нашего университета, и у центральных профсоюзов — есть очень много писем. Там позиция профсоюзов. Много судов по поводу разной собственности. Рейдерские попытки были не только по отношению к тому, что нам было вверено. Но была очень четкая позиция прокуратуры, которая поддерживала профсоюзы именно как владельцев определенной собственности. И вдруг позиция прокуратуры изменилась в какой-то момент. Это произошло тогда, когда пошли атаки сначала на Кавказские Минеральные воды, которые, кстати насколько мне известно, сейчас опять вернули профсоюзам. Затем на Дворец труда.

— Насчет социальной миссии, социальных взаимоотношений. Трехсторонняя комиссия выступила против судебных претензий на передачу зданий Университета профсоюзов государству. «Вуз гуманитарный, лучший в стране, лучший в мире. Другого такого университета нет. Это имиджевый проект не только профсоюзов, но и государства. Тем не менее „поздравление“ — имеется в виду поздравление со столетием — прозвучало. Я хотел бы обратиться к нашим партнерам, к стороне правительства, с тем, что в общем-то мы наблюдаем и конец социального партнерства», — говорит господин Шмаков.

— В связи с этим скандалом, который гремит уже третью неделю, скажу: мне сейчас очень трудно комментировать иск прокуратуры, который находятся в арбитраже. Я его видел. Там около тысячи страниц. Там есть документы из одной очень специальной организации, которые дают некоторые сведения про университет, некоторые цифры. В этом документе четыре или пять страниц. Часть этих цифр была выплеснута в печать. На последней странице указано: сведения, представленные в данном документе, не являются окончательными, они нуждаются в проверке. Материалы не могут быть опубликованы до получения результатов проверки, которая будет проведена надлежащим образом. Сейчас проверка проходит. Сейчас про меня пишут, что я выдал какие-то деньги университета моему сыну в качестве кредита. На самом деле ситуация прямо противоположная: мой сын иногда раньше давал кредиты, потому что вообще-то с кредитами у профсоюзов всегда сложно. Это собственность общественной организации. Вот, когда у нас есть кассовый разрыв, а это бывает, потому что мы огромные деньги вкладываем в материальную базу. За последние четыре года мы вложили в материальную базу университета порядка 600 млн рублей.

— Сколько денег зарабатывает Гуманитарный университет?

— Полный бюджет сейчас составляет порядка 1,5 млрд рублей в год. Из них около 300 млн рублей мы получаем государственных бюджетных денег. Это деньги на научные исследования, на издание книг. Мы 60 книг издали за последние годы по социальной трудовой тематике. Открыли факультет конфликтологии. Кстати, единственный в мире. Открытие этого факультета поддержал лично президент России Владимир Путин. Мы отчитываемся за все до последней копейки.

— В чем сейчас, по вашему мнению, основные трудности?

— Происходят вещи простейшие и очень печальные. Во-первых, студенты, когда все это началось, перестали проводить текущие платежи. Дело в том, что у университета есть своя, как я рискую сказать, новаторская экономическая модель. Когда я начинал закрывать проблемы, оставшиеся от моих предшественников, нужно было рассчитаться сначала за четыре месяца по зарплате, которую предыдущие руководители не могли обеспечить, потому что у ВЦСПС не было денег. И я разработал экономическую модель самофинансирования. Я ее, кстати, потом предлагал государству раз семь.

До моего назначения ректором в вузе не было пожарной и охранной сигнализации, были проблемы с телефонией. Заходишь в спортзал, а там пола нет. И вот мы сделали все. И сейчас мы получаем очень высокие характеристики материальной базы университета. Это все вклад коллектива. И при этом кто-то там заявляет, что я разворовываю вуз, извлекаю из этого личную выгоду. Разработана хозяйственная модель. Студентам учиться нравится, от нас никто не отчисляется кроме двоечников. У нас средний балл отчисления каждый год 3,6. Развитая инфраструктура. Вот, например, спортивный комплекс. Опция платная, там действует система абонента. Студенты занимаются с удовольствием. Для отличников и тех, кто занимается научной, общественной работой, абонент предоставляется бесплатно. Те, кто учится чуть похуже, платят очень небольшие деньги.

— А начали мы с того, что текущие платежи от студентов приостановились. В том числе — за общежития, за спортивные занятия, за следующий год обучения.

— Мы всегда предлагаем опцию ранней оплаты, когда при оплате заранее сумма несколько меньше, чем надо будет платить потом, к концу года непосредственно перед оплатой следующего учебного года. Если вдруг они до 1 апреля скажут, что не хотят на следующий год учиться, мы все возвращаем. Так вот сейчас они перестали платить. В таких случаях... Ну, таких случаев у нас прежде не бывало, чтобы перестали платить, но в случае, когда мы не могли сводить концы с концами, я сначала просто брал свои деньги и давал в долг университету, закрывал кассовые разрывы. И вот все газеты написали, что Запесоцкий извлекает материальную выгоду, выдавал деньги сыну. Еще и закрыл долги сына за счет денег студентов. Это все, конечно, абсолютно не соответствует действительности. В последние годы мой сын платил деньги, когда наступали кассовые разрывы, он предприниматель. В таких случаях заключается договор, и он выдает университету. Но сейчас нельзя выдавать без процентов. Раньше вот я, например, лично, когда давал деньги, отдавал без процентов. Он дает деньги по ставке рефинансирования Центробанка — 17%. Сейчас, по-моему, еще меньше. Но посмотрите: в том же банке коммерческом, где он держит свои деньги, он может совершенно под другие проценты их положить на депозит, а он дает университету, потому что он сам закончил этот вуз, его отец здесь. И я его попросил, он помог. И в этот момент меня упрекают в том, что я там сыну выдаю какие-то суммы. Видел цифру 600 млн и в иске прокуратуры написано, что я сыну выдал эти деньги. Да еще потом долг закрыл за студенческие деньги. Это фантастика какая-то. Они не так прочитали документы ответственного ведомства, которое давало им первичную информацию. И я, и сын каждую копейку проводим официально. Аккуратность в делах во мне воспитана со времен комсомола.

Так вот в чем трудность. На сегодняшний день в бюджете вуза присутствуют деньги, вложенные моим сыном в университет. Это официально все зафиксировано, и уже проверяющие организации получили все справки. Там есть деньги, которые профсоюзы дают в долг. Мы 600 млн рублей примерно вложили в материальную базу, мы же рассчитываем из этого получать не прибыль, заметьте, а мы рассчитываем на это содержать университет дальше. Ну а если кассовый разрыв, наверное, я тоже нашел бы деньги, или у кого-то из друзей попросил бы. Или сын бы помог. Но вдруг оказывается...

Кстати, деньги-то на счетах были. По крайней мере до того, как меня отстранили. И деньги были немалые: по моим подсчетам 2/3 — 3/4 месячной зарплаты. Я рассчитывал, что студенты донесут в ходе плановых наших поступлений. У нас каждый день в кассу поступает примерно 3-4 млн. А сейчас вообще ничего не поступает. Да еще ко всему прочему оказывается, что я не могу пользоваться этим, потому что есть предписание суда и меня отстранили. А врио ректора, ну кстати вроде бы говорят симпатичный человек, доктор экономических наук, не понимает работу нашего университета совсем. Он когда-то занимался слиянием экономических вузов. У него большой опыт слияния. Он все время работал в бюджетной системе и вообще не понимает как наш университет работает. Кстати, сейчас меня упрекают, что я незаконно перевел вуз на коммерческую основу. Это было сделано, потому что университету нужны были деньги.

Возвращаясь к вопросу о возникших сейчас трудностях. Моя подпись в банке заблокирована решением суда. А подпись нового человека, назначенного на мое место, банки не признают. Они не признают его подпись, по ней не выдают деньги. И теперь университет не может воспользоваться своими деньгами. Уже идет очевидный срыв выплаты заработной платы. Интенсивность вопросов, которые задают проверяющие, настолько сильна, что люди просто не успевают готовиться к выплате зарплаты. Счета заблокированы в результате деятельности суда, зарплаты не выплачиваются. Хозяйственная деятельность, по сути, приостановлена. Сотрудникам всех административных служб практически не дают работать, потому что непрерывно заставляют готовить какие-то справки, какие-то отчеты. На некоторых кафедрах сейчас преподаватели должны приступить к работе, но они не могут это сделать, потому что кадровая служба также не успевает их оформить.

— Со студентами что происходит?

— Учебный процесс идет. За исключением тех предметов, на которые вдруг — впервые в истории нашего вуза за 99 лет — не хватает преподавателей. Такого никогда не было.

— А почему их не хватает?

— Потому что не могут оформить на работу. Обычно каждое лето перед 1 сентября кто-то уходит кто-то уезжает. В высшей школе, как и в обычной школе, не принято в течение года делать какие-то отъезды или переходы, люди выполняют обязанности до конца учебного года. Лето — это «юрьев день». Кто-то ушел, несколько человек надо взять других. И вот пока они не оформлены на работу.

— С позиции своего опыта вы можете гарантировать то, что ребята закончат обучение, получат дипломы?

— Насколько я понимаю, цель инициаторов этого процесса — возбудить дела (если найдут причины), закошмарить сотрудников. Вот, например, первый проектор вчера пришла на работу с давлением под 200 — она не могла бросить людей.

— А вы как себя чувствуете?

— Я себя как чувствую... Как вам сказать... Жаловаться не принято. Но приятного мало. Испытываю огорчение даже не столько за себя, сколько за людей, которым сейчас в вузе приходится очень несладко. Но, с другой стороны, я вдруг поймал себя на мысли, что это что-то вроде моего дня рождения, только растянувшегося уже на довольно продолжительное время. Мне сейчас, точно так же как на мой день рождения, звонят и пишут люди, говорят слова поддержки, спрашивают, чем могут помочь. И становится светло на душе: жизнь прожита не зря. Это дорогого стоит. Потому что когда тебя просто поздравляют с днем рождения и у тебя все в порядке — это одна история. И совсем другое дело, когда ты вдруг попадаешь в очень неприятную ситуацию, а человеческая поддержка остается рядом. Меня утешает одна мысль. Ошибки в своей жизни я делал. А вот финансовые проступки — никогда. Меня проверяли много раз разные инстанции. Вот, кстати, по поводу того, можно ли было переводить вуз полностью на самофинансирование. Меня проверяли тогда несколько ведомств: и контрольно-ревизионное управление, и прокуратура проверяла. И один из сотрудников — прокурор — по результатам проверок тогда сказал: у вас все настолько чисто, что я готов у вас работать профессором. С тех пор прошло 35 лет. За это время у нас в вузе профессорами поработали два прокурора города, один из них потом стал заместителем генерального прокурора страны. У нас поработал на юрфаке замечательный юрист, которого я еще со времен комсомола знал — Александр Иванович Бастрыкин. Огромное количество наших выпускников сейчас работают в прокуратурах субъектов федерации. В общем и целом мне не стыдно за то, что я сделал.